Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Пойдёт, — кивнул Гаор. — А что, постоянных имён у вас нет, что ли?
— А как придётся, — весело ответила Вертушка, укладываясь рядом с ним с другой стороны. — Розанчик, посмотри, как там с едой, он есть просил. Хочешь есть, Рыжий? Или так… закусончиком?
— Пожрать я завсегда и по полной норме, — серьёзно ответил Гаор. — А можно и двойным пайком, — и объяснил: — Сутки за рулём, а не ел.
— Ах ты бедненький!
— А отощал-то как, — кинулись они его щекотать и гладить по рёбрам.
Они немного побарахтались в воде, топя друг друга, и Гаор решил, что пора вылезать. И словно услышав его, хотя он и слова не сказал, Вертушка с Русалкой ловко вытащили его из ванны, уложили на мягкий низкий лежак и стали вытирать большой мохнатой простынёй. И всё было хорошо, очень и даже временами слишком. Правда, Русалка чуть не испортила всё, предложив ему побриться.
— Сдурела? — сначала удивился Гаор. — Это же запрещено.
— Ну, не хочешь морду, мы тебе по телу красоту наведём.
— А пошла ты…! — рявкнул он фронтовым, правда, малым загибом, уже всерьёз рассердившись.
Его сразу стали гладить, ласкать и успокаивать.
— Ну, не злись.
— Ну, чего ты.
— Ну, как хочешь.
Но он ещё бурчал и зло дёргал плечами, высвобождаясь из их рук, пока не пришла Розанчик с известием, что стол готов, и будет он прямо здесь есть или в комнату пойдёт?
— Я не лягушка, чтоб в воде жить, — уже остывая, сказал Гаор и встал.
Одну из стен занимало огромное зеркало, так что он поневоле увидел себя во весь рост. И нельзя сказать, чтобы он себе так уж не понравился. Розанчик, Русалка и Вертушка, наперебой восхищаясь его красотой, силой и статью, закутали его в мохнатый халат и торжественно препроводили в комнату, где уже кровать была разобрана, а рядом стоял столик на колёсах, уставленный тарелками, мисочками, вазочками и даже бутылками. Гаор невольно восхищённо присвистнул. Розанчик, Вертушка и Русалка рассмеялись.
— Мы ж говорили, что до «печки» не забудешь.
— Не обеднеет твой.
Гаора усадили, вернее, уложили в кровать и стали кормить, поставив перед ним специальный поднос на ножках.
— Спиртного не надо, — сразу сказал он, — я за рулём.
— Да твоему на полицию накласть с присвистом, — рассмеялась Розанчик.
— Знаю, — кивнул он, — но столбам это не объяснишь.
— Ну, как хочешь, — не стали с ним спорить.
— А шартрезу выпей, — Вертушка бережно налила в маленькую рюмку тягучей тёмно-зелёной жидкости из маленького хрустального графинчика.
— Чего? — удивился новому слову Гаор, перемалывая подаваемые ему яства.
И ему в три голоса стали объяснять.
— Это ликёр.
— Сладкий.
— От него ни похмелья, ни чего такого.
— А силы прибывают.
Гаор взял в руки рюмку, задумчиво поглядел, понюхал. Запах другой, но цвет… и силы прибывают… нет, он «пойла» уже нахлебался и рисковать не будет. Но… но они-то, похоже, не знают, а если это и впрямь просто дорогое спиртное, а он трусит как последний дурак? Нет.
— А меня и так на вас на всех хватит, — сказал он самым бесшабашным тоном, решительно ставя нетронутую рюмку обратно.
— Ну, не хочешь, не надо.
Их покладистость сразу объяснилась следующей фразой.
— Нам больше достанется.
И пока он ел, они втроём «уговорили» графинчик почти до дна. Опустевшую посуду составили обратно, и Русалка таким решительным пинком выгнала столик за дверь, что Гаор укрепился в своём недоверии к шартрезу.
Как с него сдёрнули халат, прошло как-то мимо сознания, такую весёлую бешеную карусель устроили ему сразу вслед за ужином. Такого у него точно в жизни не было. И когда они все вчетвером обессилено заснули на развороченной кровати, последней его мыслью было: «Бывает же такое…»
Королевская Долина
«Орлиное Гнездо»
Тёмная, украшенная не вульгарной позолотой, а благородной старинной бронзой мебель, тяжёлые идеально подобранные по цвету и тону портьеры скрывают окна и двери, в камине беззвучно горят ярким красновато-жёлтым пламенем дрова, пропитанные специальным ароматизатором… И тишина. Орнат Ардин, прикрывая и так еле заметную усмешку поднесённой к губам рюмкой с коньяком — настоящим, из Кроймарна, Ардинайлы никогда не разменивались на дешёвку — смотрит на поникшего в соседнем кресле своего племянника Фордангайра Ардинайла, в который раз удовлетворённо отмечая, что они ровесники, а выглядит дорогой племянник старше. Старик стариком. А последние известия совсем подкосили его. Правда, это ничего не изменит, однако… пустячок, а приятно. Но… но пора выказать сочувствие, смерть бастарда, к тому же единственного здорового из многочисленного, но ущербного потомства… удар сильный. Надо отдать должное, ударил Малыш мастерски. И подготовил, и провёл. И придраться очень и очень трудно.
— Сочувствую, мой дорогой.
Фордангайр кивнул, принимая соболезнования.
— Но всё не так уж безнадёжно. Кто помешает тебе попытаться ещё раз?
— Она сошла с ума, — глухо отвечает Фордангайр. — Подожду декаду, но… всё равно придётся отправлять на утилизацию. Он ненавидит меня. За что?
Орнат понимающе и сочувственно кивнул, хотя больше всего ему хотелось расхохотаться. Дурак, ну, какой же дурак! За что? Да за то самое, что всегда встаёт между братьями, если им есть что наследовать. Причём величина наследства не играет ведущей роли. Ради гораздо меньшего шли на гораздо большее.
— Как Маленький?
— Ты знаешь, что всё так же! Не издевайся!
Так, племянник пришёл в себя, а значит… всё по-прежнему.
— И не думаю, — пожимает Орнат плечами. — Почему ты во всём видишь подвох?
— Потому что вы все мои враги! — кричит, срываясь на визг, Фордангайр.
— Все? — удивлённо переспрашивает Орнат.
— Ну, кроме отца, конечно, — сразу гаснет Фордангайр. — Да хранит его Огонь.
— Да хранит, — согласно кивает Орнат. — Но я не враг тебе, как ты можешь такое думать, дорогой. Мы росли вместе, разве я …
— Ты-ты, — раздражённо перебивает его Фордангайр. — Если бы не дед, да будет ему светло у Огня…
— Да будет, — склоняет голову Орнат и начинает читать молитву Огню, Вечному, Животворящему и Справедливому.
Фордангайру приходится присоединиться к молитве, и к её окончанию он понимает, что ссориться с Орнатом ему не просто невыгодно, а опасно. Потому что тогда Орнат подружится с Фрегором, а это… этого допустить нельзя! Любым способом!
— Он сошёл с ума, — говорит он убеждённо, но стараясь сохранять спокойствие.
— Диагноз ставит врач. А такой… м-м, значимый… нужен консилиум, дорогой. А его ведомство даст согласие на обследование?
— Они там все психи! — фыркает Фордангайр.
— Если считать служение Отечеству сумасшествием… — задумчиво начинает и тут же обрывает рассуждение Орнат, с удовольствием наблюдая, как внезапно даже не бледнеет, а сереет племянник, сообразивший, что ещё чуть-чуть и он оказывается под